lixodeev.ru

Мой братик Леня

Мой братик Леня

Мы познакомились в холодный дождливый день октября сорок второго года в предгорьях Кавказа, где наша 383, «Шахтерская», как ее тогда называли, стрелковая дивизия с трудом сдерживала натиск наступавших немецких войск. И вдруг нескончаемые вражеские бомбежки и обстрелы прекратились. Оказалось, что наши и немецкие позиции настолько перемешались, что гитлеровцы сделали перерыв, чтобы не поразить своих. И в это время у нас в разведотделе появился корреспондент нашей дивизионной газеты, красноармеец Лидес, как он нам представился. Фамилия эта была уже нам давно знакома. Мы часто читали в нашей газете стихи и заметки этого автора.

В те дни я исполнял обязанности начальника разведотдела, хотя был только военным переводчиком. Наш неожиданный гость расспрашивал меня, против каких немецких частей мы здесь воюем, удалось ли нам взять пленных, что они говорят, на что надеются. Обо всем этом я ему рассказывал, а он записывал в своем маленьком блокнотике, когда мы сидели у костра, разложенного нашими разведчиками. Желая, как видно, поскорее высушить свою шинель, корреспондент слишком близко подсел к костру, и шинель его неожиданно загорелась.

Общими усилиями мы ее потушили, но рыжее обгоревшее пятно так на ней и осталось. А ведь шинели на фронте нам выдавали всего один раз…

Леня пробыл в моей землянке несколько дней. Мы успели подружиться и откровенно поговорить обо всем, что нас тогда волновало. Ведь немцы уже вошли в Сталинград, а здесь, на Кавказе, они подняли свой флаг над Эльбрусом и грозили наступлением на Тбилиси. И все же мы оба , как и почти все наши фронтовики верили, что враг будет отброшен. О том, каких потерь нам будет это стоить, мало кто из нас тогда задумывался.

Через несколько дней по полученным у нас материалам Л.Лидес опубликовал в нашей газете свои новые очерки и стихи.

Весной сорок третьего Леню перевели в редакцию газеты Отдельной Приморской армии, где красноармеец Л.Лидес стал военным корреспондентом Леонидом Лиходеевым. Такой псевдоним придумал ему тогда известный писатель юморист Виктор Ардов , псевдоним понадобился, так как в каждом выпуске газеты выходило два, три, четыре материала Лени.

Долгое время мы почти не встречались. Тем более, что мою дивизию после освобождения Крыма перебросили в Польшу, а затем в Германию.

Когда в 1948 году меня демобилизовали, и я вернулся в Москву, мой фронтовой друг уже получил известность как автор многих стихотворений опубликованных в печати. Квартиры у него не было, он снимал комнату в коммуналке на Погодинской улице. Я жил не по далеку, хотя тоже в коммуналке, но с мамой, которая была умелой и хлебосольной хозяйкой, и мы могли часто встречаться у меня дома или в клубе при Союзе советских писателей, где я тогда уже работал в Иностранной Комиссии.

А, вскоре, наступили тяжелые для многих писателей, да и не только для них, времена: началась так называемая «борьба с космополитизмом».Литературные псевдонимы уже не помогали, в опальных списках, в скобках, стояли подлинные фамилии «разоблаченных космополитов». Надо сказать, что многие, в том числе и Лиходеев, искренне тогда верили, что сам наш «великий вождь» не имеет никакого отношения к этой позорной кампании, что все это происходит у него за спиной. Хорошо, что Леня успел к тому времени жениться и получить, хотя и крошечную, но отдельную квартирку в старом полуразвалившемся домике, в одном из арбатских дворов.

Летом пятидесятого года мы вместе отдыхали в Молдавии. Поселились на берегу Днестра, утопавшего в зелени фруктовых и ягодных садов.

Нашим опекуном и наставником стал добрейший и очень здравомыслящий человек, известный поэт, автор одной из самых любимых фронтовиками песни «Давай закурим, товарищ по одной» Илья Френкель. Мы называли его «дядечка Илюша», а он нас «мои милые племяннички».

Однажды он пригласил нас к себе и сказал:

- Ну вот что. Вы так давно дружите, что пора вам и побрататься.

По случаю этого события Френкель даже написал стихотворение.

С тех пор мы с Леней называли друг друга только «братик», до самого конца его жизни…

Прошло еще некоторое время, и мой Братик Леня стал усиленно призывать меня «начать новую жизнь», поскольку среди наших общих друзей я оставался единственным холостяком. Он возглавил тогда «отборочную комиссию», и совместными усилиями мы выбрали наиболее достойную невесту, которая и стала потом моей женой.

Леня был моим свидетелем в Загсе, а за нашим свадебным столом занимал одно из самых почетных мест.

В нашей жизни было не мало памятных дней, радостных и грустных, восторженных и трагических. И когда такой день наступал, первыми впечатлениями мы делились друг с другом.

Не забудется день смерти «вождя всех народов». Леня пришел к нам домой рано утром и прочитал только что им написанное стихотворение на смерть Сталина. В те дни не только Лиходеев искренно делился со всеми своим горем. Достаточно вспомнить не менее горестные отклики А. Твардовского, И Эренбурга, М.Шолохова, К.Симонова, К.Федина и многих, многих самых видных наших писателей.

Излечение Лени от «сталинского синдрома» происходило довольно активно, еще до наступления «хрущевской оттепели». Это нашло отражение в его книгах, особенно в исторической трилогии «Семейный календарь». А в годы «оттепели» Лиходеев, поступив на работу в редакцию «Литературной газеты» стал самым известным, самым ярким, самым острым российским фельетонистом. Когда в «Литературной газете» появлялся его очередной фельетон, то газету передавали из рук в руки, буквально зачитывали до дыр.

Если перечитать теперь те старые фельетоны, то кажется, что многие из них написаны сегодня, сейчас. Вот, например: «Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, сколько мусора скрывается по углам нашей избы, чтобы «не омрачать праздника»? Сколько безобразий, а то и явных преступлений прикрывается общим фоном, который создают честные хорошие люди, действительно не виновные в этих безобразиях? Адская демагогия, оставшаяся в наследство от прошлых лет, до сих пор замахивается на хороших людей, оберегая грязь и мусор».

А написано это было тридцать два года тому назад.

Много, еще очень много можно и нужно вспомнить и рассказать о Леониде Лиходееве, одном из интереснейших и умнейших моих друзей, но для этого потребовалась бы большая книга о его жизни и творчестве. Будем надеяться, что такая книга еще появиться.

В. СТЕЖЕНСКИЙ

20.06.95 г.