Проза
«Главное, к чему я пришел, работая над «Семейным календарем» и над повестью «Поле брани…», это то, что общечеловеческие ценности, общечеловеческие нравственные понятия нельзя откладывать на потом. Потому что самое лучшее время для их проявления – это каждая данная минута. Другого времени нет и никогда не будет».
«НЕДЕЛЯ» № 48 (1496), 1988
Человек снял с неба звезду.
Звезда была горяча, как печеная картошка. Человек перебрасывал ее с ладони на ладонь и, обжигаясь, радовался: - Я сотворю из нее великое дело!
И вдруг он услышал за спиною:
Читать дальше!
Во двор въезжает катафалк. Должно быть, это за мной.
Он въезжает не торопясь, как не торопятся к последнему делу, которого все равно не избежать. Три дорожки начинаются у въезда в наш двор. Катафалк выбирает правильную. Он точно выбирает, куда ехать, потому что никто на свете не знает дорогу лучше, чем катафалк, последняя колесница.
Читать дальше!
В сибирской газете «Восточное обозрение» за 2 апреля 1897 года я прочел короткое воспоминание об одном из сотрудников этой газеты:
«3аичневскiй Петръ Григорьевичъ, 1842-1896. Орловскiй уроженецъ и помещикъ. Воспитывался въ Московскомъ университете, но курса не окончилъ. Въ 1863 году прiехалъ в Сибирь, куда онъ прiезжалъ еще въ 1890 году и прожилъ въ Иркутске до 1895 года. Принималъ участiе въ провинцiальныхъ газетахъ … умеръ в Смоленске в крайней нужде».
Читать дальше!
…Идея, оправдывавшая жестокость к врагам, была верой, надеждой и любовью людей, ниспровергших старый мир. Она была мудростью революции.
Но жестокость отворяет кровь. Поначалу – малую, потом – большую, потом – великую. А великую кровь не унять, покуда не вытечет. Этого Бухарин не знал или не хотел знать. Но когда узнал – или захотел узнать, почувствовал то, что чувствует всякий человек, приговоренный к плахе:
Читать дальше!
Том 1
Умерла старуха Иванова Юлия Семеновна.
Умерла она как раз под день своего рождения, когда принесли ей телеграмму из города Марселя.
Почтальонша позвонила, еще раз позвонила, постучала, удивилась, что старухи нет, и собралась было кинуть телеграмму в дверную прорезь. Но передумала и решила спуститься в подвал, в домоуправление: пусть хоть управдомша вручит, все-таки – поздравительная.
Читать дальше!
Том 2
Юлия Семеновна старалась не вспоминать Карла Краузе, но словечки его вспыхивали в ней то и дело, как спички в ночи, ничего, собственно, не освещая, но давая знать, что коробок еще не пуст. Карл Краузе ушел навеки, он был, конечно, мертв, и она приучила себя к этому, но спички то и дело вспыхивали, то бодря ее в темноте, то, наоборот, пугая до смерти неожиданным напоминанием.
Она называла Кобу Кобой, разумеется, про себя, в глубокой глубине души, и иначе не могла его называть, несмотря на его вселенское имя, которое знали даже дети, едва научившиеся лепетать.
Читать дальше!
Том 3
Юлия Семеновна приняла сверток и взялась было за кефирную бутылку, как вдруг поняла, что гудение очереди относится к ней. Она обернулась и увидела рядом, глаза в глаза, злое, толстое, лоснящееся небритое лицо. Лучше бы она не смотрела. Гражданин этот оживился под ее доброжелательным взглядом и повторил:
- Что, мамаша? Влезла все же без очереди?
- Вам показалось, товарищ, я стояла в очереди …
- Сто-я-а-ала! – передразнил гражданин.
- Стыдитесь, товарищ, – сказала Юлия Семеновна,
беря бутылку.
Читать дальше!
«До «Семейного календаря» я написал для себя роман, который по тому времени считался сатирическим (вообще у меня странные отношения с этим термином), под названием «Средневозвышенская летопись». Это то, без чего русская сатира не живет: очередной город Глупов (он же – село Горюхино, город Градов, губернский город Н., по которому ходит Чичиков)…
Читать дальше!
Я ходил к деду с бабой и лазил там куда не след.
А однажды, переворачивая картонные страницы синего бархатного бабкиного альбома, я увидел фотографию моего деда, который был сфотографирован не с бабушкой, а какими-то другими людьми с бородками и среди тех людей было несколько белогвардейцев в погонах. Мне показалось, что фотография эта должна лежать на чердаке, в сундучке под замком.
Через несколько дней я услышал, как мама отчитывала бабушку:
- Неужели это нельзя спрятать?
- Но он же всюду лазит!.. Я не могу это спалить – это не дрова и не уголь …
- Но там же – Родзянко!